Книга Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения  - Стивен Фрай

Вот так человеческая девочка выросла чутким, диким и шустрым лесным существом. Считала ли она себя медведицей или сразу понимала, чем отличается от медведей, неизвестно. Может, осталась бы она таким вот сказочным маленьким чадом леса, удочеренная зверями и никак со своими соплеменниками не связанная, эдакий древнегреческий Каспар Хаузер или Виктор из Аверона[227], женщина-Тарзан или Маугли, если б однажды ее не заметили и не забрали с собой охотники. Они назвали ее Аталантой[228] и обучили премудростям ловушек и убоя, стрельбы из лука и пращи, метания копья, травли, охоты, выслеживания и всем искусствам псовой охоты. Она быстро достигла их мастерства – и превзошла его, сочетая изощренность человека со свирепостью и прытью медведицы, вырастившей ее. Непревзойденная скорость и несравненные способности охотницы сделали Аталанту естественной поклонницей богини Добродетели и Догонялок – Артемиды; ей отдалась Аталанта и духом, и сердцем.

Однажды ее загнали в угол два кентавра, получеловека-полуконя, знаменитых точностью и скоростью стрельбы из лука. Аталанта выпустила две стрелы – точно в цель – еще до того, как кентавры успели хотя бы вскинуть луки. Молва о ней разошлась далеко, и вскоре уже все в Средиземноморье слыхали истории о юной красавице, что посвятила себя Артемиде, бегала быстрее и стреляла точнее любого мужчины.

А когда Артемида прокляла одно царство неподалеку нашествием чудовищного вепря, что терзал людей и скот и портил посевы, именно Аталанта, преданнейшая слуга и поклонница богини, сняла это проклятие.

Калидонский вепрь

Так вышло, что граждане и правители города-государства Калидон, входившего в состав Этолии, ныне Фессалии, почему-то стали прохладнее являть преданность богине Артемиде. То было еще во времена, когда пренебрегать любым ревнивым божеством было глупо – особенно лунной охотницей-девственницей. В наказание за подобное оскорбление ее чести и достоинства Артемида наслала на Калидон жуткого вепря[229] с острыми как бритва клыками размером с древесные ветви и неутолимым аппетитом на коз, овец, коров, лошадей и человеческих младенцев. Вепрь топтал посевы, разорял виноградники и амбары и, как гамельнские крысы у Роберта Браунинга, взбирался к детям в колыбели, еду таскал без стыда[230]. И много чего еще хуже. Селяне с ужасом бежали в город, и вскоре всему краю стал грозить голод.

Эней, царь Калидона, гораздо настойчивее поклонявшийся Дионису[231], нежели прочим олимпийцам, впрямую заслужил гнев Артемиды, а потому взял на себя ответственность изыскать способ, как избавить свои земли от бесчинствующего вепря. Он бросил клич по всей Греции и Малой Азии.

«Калидонская охота состоится через месяц. Пусть участвуют лишь храбрейшие и лучшие охотники. Тот, кто добьет зверя, получит в награду право оставить себе трофеи этой охоты – клыки и шкуру вепря. Но, что важнее, ему достанутся вечная слава и честь, увековеченные в анналах истории, как победителю Калидонского вепря и величайшему герою своего времени».

Среди тех, кто откликнулся на призыв Энея, оказалось много аргонавтов – в том числе и сам Ясон[232], – после опыта братства и воодушевления в походе за Золотым руном они заскучали от мирной серости домашней жизни. Ватагу охотников поведет сын Энея царевич Мелеагр, тоже заслуженный член экипажа «Арго».

Пусть сам он и не ведал об этом, Мелеагр жил со странным проклятием, и нелишне будет вернуться ко времени его рождения и узнать об этом проклятии поподробнее. Я уже говорил, что Мелеагр был сыном Энея, но очень похоже, что бог войны Арес тоже имел некое отношение к отцовству. Как мы установили, такова особенность героев той эпохи. Впрочем, совершенно точно, что матерью Мелеагра была супруга Энея, царица АЛФЕЯ, тоже происходившая из почтенного царственного рода, иногда именуемого ФЕСТИАДАМИ в честь его основателя ФЕСТИЯ. У Алфеи было четверо братьев, малоизвестная сестра по имени ГИПЕРМНЕСТРА – давно пора вернуть такое имя в оборот[233] – и еще одна сестра по имени Леда, чей опыт общения с Зевсом, принявшим облик лебедя, вдохновлял многих художников грядущих эпох. Но ее историю оставим для другого раза. Обратим наше внимание на Алфею, возлегшую с Энеем (или, возможно, с Аресом) и через девять месяцев родившую мальчика – Мелеагра.

Роды были трудные, и от усталости Алфея глубоко заснула. Младенец лепетал в колыбели у огня. Мать спала.

В этой мирной сцене возникли, прокравшись на цыпочках, три мойры. У младенца, что запросто мог бы оказаться сыном Ареса, вероятно, важное будущее, и мойрам предстояло провидеть его – их привычным способом.

Клото спряла нить Мелеагровой жизни и объявила, что мальчик будет благородным. Лахесис отмерила нить, потянув ее с веретена Клото. Она предрекла, что Мелеагра будут считать храбрецом все, кто с ним столкнется. Атропос отрезала нить и объявила, что при всех сестриных прогнозах ей известно, что дитя будет жить, пока не прогорит самое большое полено в очаге.

– Это в каком же смысле? – переспросили Лахесис и Клото.

– Когда сгорит вон то полено и перестанет быть, – произнесла Атропос, – свершится то и с Мелеагром, сыном Ареса, Энея и Алфеи, – он перестанет быть!

Все три заквохтали от хохота и растворились в ночи, напевая:

Жизнь Мелеагра, считай, прошла,Когда чурка судьбы сгорит дотла.

Алфея распахнула глаза. Наяву и верно ли она расслышала – или то была безумная греза? Выбралась из постели и подошла к очагу. В самой середке действительно лежало здоровенное полено. Пламя мерцало вокруг него, но сама деревяшка толком не занялась. В воспаленном воображении Алфеи та деревяшка и впрямь показалась похожей и по форме, и по размерам на новорожденного ребенка. Ее младенца Мелеагра! Алфея выволокла полено из очага и поспешно бросила его в медный чан с водой, что грелся у огня. Огонь, зашипев, погас. Ребенок радостно закурлыкал в своей колыбели.